Вся наша история
— продукт природы того необъятного края, который достался нам в удел.
Это она рассеяла нас во всех направлениях и разбросала в пространстве с
первых дней нашего существования.
Не то чтоб я не желал выйти немного из своей
неизвестности, принимая во внимание, что это было бы средством дать ход
той мысли, которую я считаю себя призванным дать миру; но главная забота
моей жизни — это довершить ту мысль в глубинах моей души и сделать из
нее мое наследие.
Позволительно, думаю я, всякому истинному русскому, искренне любящему свое отечество,
в этот решающий час слегка досадовать на тех, кто влиянием своим,
прямым или косвенным, толкнул на гибельную войну, кто не учел его
нравственных и материальных ресурсов и свои теории принял за истинную
политику страны, свои незавершенные изыскания — за подлинное
национальное чувство, кто, наконец, преждевременно запев победные гимны,
ввел в заблуждение общественное мнение, когда еще не поздно остановиться на том скользком пути, по которому увлекло страну легкомыслие
или бездарность.
Позволительно, думаю я, пред лицом наших бедствий не разделять
стремлений разнузданного патриотизма, который привел страну на край
бездны, который думает выпутаться, упорствуя в своих иллюзиях, не желая
признавать отчаянного положения, им же созданного.
Думаете ли вы, что такая страна, которая в ту
самую минуту, когда она призвана взять в свои руки принадлежащее ей по
праву будущее, сбивается с истинного пути настолько, что выпускает это
будущее из своих неумелых рук, действительно достойна этого будущего?
На учебное дело в России может быть установлен
совершенно особый взгляд, ему возможно дать национальную основу, в корне
расходящуюся с той, на которой оно зиждется в остальной Европе, ибо
Россия развивалась во всех отношениях иначе, и ей выпало на долю особое
предназначение в этом мире.
Я не научился любить свою родину с закрытыми
глазами, со склоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что
человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо
понимает ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь
мы прежде всего обязаны родине истиной.
Я люблю мое Отечество, как Петр Великий научил
меня любить его. Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот
патриотизм лени, который умудряется все видеть в розовом свете и носится
со своими иллюзиями.
Русский ум есть ум безличный по преимуществу.
Дело в том, что оценить, как следует, европейские события можно лишь с
того расстояния, на котором мы от них находимся. Мы стоим, по отношению к
Европе, на исторической точке зрения, или, если угодно, мы — публика, а
там актеры, нам и принадлежит право судить пьесу.
Сначала надо заняться выработкой домашней нравственности народов, отличной от их политической морали; им надо сначала научиться знать и оценивать самих себя, как и отдельным личностям; они должны знать свои пороки
и свои добродетели; они должны научиться раскаиваться в ошибках и
преступлениях, ими совершенных, исправлять совершенное ими зло,
упорствовать в добре, по пути которого они идут. В этом заключается, по
нашему мнению, первое условие настоящей способности совершенствования
для народов, как и для отдельных личностей: как те, так и другие для
выполнения своего назначения в мире должны опереться на пройденную часть
своей жизни и найти свое будущее в своем прошлом.
Россия, если только она уразумеет свое
призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех
великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и
интересов Европы.
Россия слишком могущественна, чтобы проводить
национальную политику, ее дело в мире есть политика рода человеческого,
Провидение создало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами; оно
поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы
человечества. Все наши мысли в жизни, в науке, искусстве должны
отправляться от этого и к этому приходить, в этом наше будущее, в этом
наш прогресс;
мы представляем огромную непосредственность без тесной связи с прошлым
мира, без какого-либо безусловного соотношения к его настоящему, в этом
наша действительная логическая данность, и, если мы не поймем и не
признаем этих наших основ, весь наш последующий прогресс вовеки будет
лишь аномалией, анахронизмом, бессмыслицей.
Нет более огорчительного зрелища в мире
нравственном, чем зрелище гениального человека, не понимающего свой век и
свое призвание.
Глуповатое благополучие, блаженное
самодовольство, вот наиболее выдающаяся черта эпохи у нас; и что
особенно замечательно, это то, что как раз в то время, когда все эти
слепые и страстные национальные самоутверждения, враждебные друг другу,
унаследованные христианскими народами от времен язычества, сглаживаются и
все цивилизованные нации начинают отрекаться от презрительного
самодовольства в своих взаимных отношениях, нам взбрело в голову стать в
позу бессмысленного созерцания наших воображаемых совершенств.
Для мысли не существует пространства, и эта
бесконечная цепь едино-мысленных людей, преследующих одну и ту же цель
всеми силами своей души и своего разума, идет в ногу и объемлет кольцом
всю вселенную.
Приходится решить, может ли народ, раз
осознавший, что он в течение века шел по ложному пути, в один прекрасный
день простым актом сознательной воли вернуться по пройденному следу,
порвать с ходом своего развития, начать его сызнова, воссоединить
порванную нить своей жизни на том самом месте, где она некогда, не
очень-то ясно каким образом, оборвалась.
