Философия Шлейермахера носит характер эклектизма: в области гносеологии он примыкал к Канту, симпатизируя вместе с тем рационализму Спинозы, далеко не благосклонный ко всякого рода вторжениям метафизики в область религии и в то же время вступающий в союз с романтической мистикой, Шлейермахер обладал несомненной способностью сочетать несоединимое.

Философия религии в мировоззрении Шлейермахера имеет первенствующее значение. Первым сочинением, посвященным исследованию религии, были «Речи о религии, направленные к образованным людям, находящимся среди её недоброжелателей» (1799). Задачей этого сочинения было показать, что религии принадлежит в душе человеческой совершенно самостоятельная область, в которой она царствует неограниченно: «Истинная религия — это чувство и вкус бесконечности».

Богословское сочинение «Христианская вера» («Der Christliche Glaube», 1822) представляет переработку читанного Шлейермахером в берлинском университете курса теологии. Здесь в основе религиозности лежит чувство абсолютной зависимости. Это чувство и является стимулом богопознания. Богословские концепции и даже догматы не принадлежат к подлинной сущности религии, но представляют продукт рефлексии над религиозным чувством. Это чувство и является в конце концов последней инстанцией при обсуждении догматической стороны религии. Таким образом, лишь те догматы получают теологическое оправдание, которые могут быть сведены на религиозное чувство и являются его необходимыми выражениями. В христианстве он видит совершеннейшую религию, имеющую свое историческое обоснование в совершенной и безгрешной личности Христа. Психологическую основу христианства представляет сознание искупления и убеждение в том, что это искупление совершено Христом. Под искуплением он понимает такое воздействие на людей, благодаря которому чувство абсолютной зависимости, обыкновенно подавленное, возникает с большей легкостью и силой.

Этические воззрения Шлейермахера составляют главное содержание большинства его сочинений. Этические концепции в духе романтизма изложены в «Монологах». Основными принципами являются здесь индивидуальность и духовная свобода. Каждое отдельное лицо имеет особую этическую ценность, как выражение человеческой природы совершенно определенным и самобытным способом. Вообще, право на своеобразность есть священнейшее право человека во всех областях личной и общественной жизни. Здесь же Шлейермахер отстаивает, как высшую задачу человечества, внутреннее образование духовной жизни. С негодованием клеймит он внешнюю благоустроенность и богатство культуры, основанные на бездушном автоматизме и связанные с духовной нищетой и рабством. «Что могло бы меня спасти, — восклицает он, — если бы не было тебя, божественная фантазия, и если бы ты не давала мне верного предчувствия лучшего будущего». В этом идейном творчестве будущего отмечает Шлейермахер этическое значение фантазии.

В последнем монологе мыслитель высказывает прекрасные мысли о вечной юности. Юность есть состояние духа, не зависящее от тела. Она вечна и неувядаема, поскольку неустанно стремление духа к познанию и обладанию. Как систематическое изложение этики, наибольшее значение имеет «Философское учение о нравственности» (посмертное издание по оставшимся манускриптам). В основании этики Шлейермахера лежит та мысль, что между законами природы и нравственным долженствованием нет никакого противоположения. Поступки с такой же необходимостью вытекают из человеческой природы и взаимодействия её с миром, как и все другие явления природы из её действующих сил. Но как в том, так и в другом случае процесс развития является в известном смысле свободным, поскольку он обусловливается той или иной индивидуальностью. Как в нравственности происходит уклонение от законов должного, так точно и в природе нормальный закон развития претерпевает изменение в уродствах, болезнях и т. п. Нравственность распадается на три основных принципа: благо, добродетель и долг. Благо есть взаимопроникновение природы и разума. Оно осуществляется воздействием человеческого разума на свое собственное тело и внешний мир. В этом воздействии Шлейермахер различает:

1) организующую, или созидающую;
2) символизирующую деятельность.

В первой человек вносит разумность во внешнюю природу и становится её господином. Сюда относятся такие деятельности, как гимнастика, техника, агрокультура и т. п. Вторая служит для внешнего выражения внутренней духовной жизни. С этим подразделением перекрещивается различие деятельностей в отношении общности (одинаковости) и индивидуальности человеческих проявлений. Таким образом получается четыре вида нравственной деятельности: сношение, собственность, мышление и чувство. В сношениях людей между собой (разделение труда, обмен продуктов) проявляется их организующая деятельность, как тожественная для всех индивидуумов. Соответственная общая символизирующая деятельность есть мышление и язык. Индивидуальная образующая деятельность ведет к установлению замкнутой области индивидуальной организации и владения, то есть собственности. Самое типичное её выражение есть дом или жилище. Чувство есть область индивидуального символизирования. Его художественным символом служит искусство. Искусство является для чувства и религии тем же, чем язык для науки. Добродетель понимается Шлейермахером как нравственная сила, обуславливающая образование различных видов блага. По существу это та же разумность, которая в благе связана с природой, но только не вышедшая ещё из пределов человеческого существа. Если благо зависит от добродетели, то и обратно, совершенные добродетели возможны только при осуществлении высшего и целостного блага. Добродетели различаются по обоснованию их в чистой разумности или чувственности. Добродетель, как чисто разумное и идейное содержание, есть настроение; как относящееся к области чувственного и подчиненное порядку времени — сноровка. С этим перекрещивается подразделение, основанное на различии познания и представления. Соответственно этому получается четыре вида добродетели: мудрость, то есть настроение в познавании, любовь, то есть настроение в представлении, рассудительность, то есть сноровка в познавании, и стойкость, то есть сноровка в представлении. Различие долга и добродетели не установлено Шлейермахером с достаточной ясностью. Добродетель имеет характер длительной силы, между тем долг предстоит как единичное действие, предписанное нравственным законом. Следуя своей излюбленной архитектонике по противоположностям универсального и индивидуального, Шлейермахер подразделяет долг на обязанности права, любви, призвания и совести. Все эти области нравственности не представляют чего-либо самостоятельного, но являются различными сторонами единого высшего блага. Относя к области этики всякое символизирующее воздействие человека на внешнюю природу, Шлейермахер понимает эстетику как этическую дисциплину. Соответственно с этим внешняя природа сама по себе исключается из области прекрасного, которое понимается исключительно антропологически, то есть как произведение искусства.

Большое значение для философского образования в Германии имели многочисленные труды Шлейермахера по истории философии, в особенности его превосходные переводы Платона. Мировоззрение Шлейермахера, рассматриваемое как философская система, имело лишь преходящее и по существу маловажное значение. Отсутствие самобытных и достаточно ясных философских принципов не дает возможности включить его в общее развитие философской мысли, как необходимое и самостоятельное звено. Огромное влияние Шлейермахера на современников и ближайшее поколение обуславливалось нравственной силой и самобытностью всей личности Шлейермахера, а также его выдающимся литературным талантом. Гораздо большее значение имеют взгляды Шлейермахера на сущность религии. В живом чувстве и сознании Бога он действительно открыл Святая Святых истинной религиозности, ту область, по отношению к которой «нет ни эллина, ни иудея». По мнению Сергея Алексеева, основной ошибкой Шлейермахера было принципиальное противоположение чувства и познания, как совершенно самостоятельных, друг с другом не связанных функций. Этот дуализм человеческой личности в сфере высших её проявлений обусловлен был слишком скорым признанием отрицательных выводов критицизма и эмпиризма, которым Шлейермахер сдался без боя. Чтобы спасти религиозность, Шлейермахеру не оставалось ничего другого, как оградить её от познания непроницаемой стеной. Признавая необходимость символизации чувства, Шлейермахер не сознавал того, что эта символизация — выражается ли она в представлениях или понятиях — не может быть чужда и области познания, что в силу единства человеческой личности чувство может стремиться только в тому, что для разума есть более или менее обоснованная истина. Оправдывая религию, как чувство, Шлейермахер отказался от возможности оправдать её и как миросозерцание. И в этом надо отдать ему должное, как честному и последовательному мыслителю.