Пьер Адо | Filosof - научно-познавательный сайт

«Всякий день есть ученик дня вчерашнего.»
Публий

Пьер Адо
Пьер АдоПьер Адо (фр.  Pierre Hadot) – французский филолог и философ, историк, переводчик и комментатор античной философии.

Пьер Адо родился в Реймсе21 февраля 1922. Полученное им основательное католическое образование наложило заметный отпечаток на его мировоззрение, в частности, пробудив уже никогда не затухавший интерес к мистицизму. Первой философской доктриной, с которой ознакомился Адо, был томизм. Изучение этой систематической и структурированной доктрины привило Адо стойкую неприязнь к философиям, которые уклоняются от четкого определения используемой ими терминологии. Во время учебы в Сорбонне в 1946—1947 гг. Адо открыл для себя бергсонизм, экзистенциализм и марксизм. В бергсонизме он увидел не абстрактную философию, а новый способ жизневосприятия; экзистенциализм помог ему глубже осознать вовлеченность человека в разнообразные сферы индивидуального и коллективного опыта; в марксизме же его привлекало взаимопроникновение теории и практики. В Сорбонне Адо изучал философию под руководством Э. Брейе, Ж. Валя, П. Рикёра, Ж. Ипполита, Л. Лавеля, М. Мерло-Понти и других именитых наставников, сочетавших интеллектуальные достоинства с нравственными.

Движимый интересом к феномену мистицизма, Адо сосредоточился на освоении трактатов Плотина и в 1946 г. обратился за помощью и советом к одному из лучших во Франции знатоков Плотина Полю Анри, которого особо интересовало влияние плотиновских идей на латинскую патристику. Анри посоветовал Адо всерьез заняться Марием Викторином, малоисследованным латинским теологом и переводчиком Плотина, в надежде, что в его текстах удастся обнаружить переведенные им плотиновские фрагменты. В конце концов Анри предложил Адо совместную работу над двуязычным изданием теологических трактатов Викторина. Философу Адо, не имевшему представления о том, как читать латинские манускрипты и как готовить критическое издание, пришлось под водительством Анри погрузиться в филологические штудии. Альянс двух специалистов оказался на редкость удачным. Кроме того, стремление понять и объяснить тексты Викторина и их "генеалогию” привело Адо к созданию фундаментальной монографии "Порфирий и Викторин”, трактовавшей Викторина как ученика не столько Плотина, сколько Порфирия и содержавшей критическое издание и перевод приписываемого Пьером Адо Порфирию комментария к платоновскому "Пармениду”. В 1971 г. Адо опубликовал доселе непревзойденное исследование жизни и сочинений Викторина.

При всем том стоит отметить одно любопытное обстоятельство. Волею судеб Адо был вынужден два десятилетия заниматься предметом, который, по его собственному признанию, его интересовал, но не завораживал. Когда в 1964 г. Адо был избран в одну из секций Практической школы высших исследований, он рассматривался научным сообществом прежде всего как переводчик и комментатор Викторина, и препорученная ему кафедра, вполне естественно, была кафедрой латинской патристики. Этот факт отчасти объясняет, почему Адо не остановился на Викторине, а издал также и одно из сочинений Амвросия Медиоланского. Как бы то ни было, в 1972 г. коллеги учли выдержавший испытание временем интерес Адо к нехристианской позднеантичной мысли, и его кафедра получила название "Теологические и мистические учения эллинистической Греции и конца античности”. Адо уже вполне "легально” возвратился к толкованию текстов любимого Плотина, но его стали все больше привлекать общие проблемы истории античной философии. В начале 1983 г. академическая карьера Адо достигла своего апогея: он был избран профессором кафедры истории эллинистической и римской мысли Коллеж де Франс.

Впрочем, в 70-е – 80-е годы изменения коснулись не только послужного списка Адо, но и его подхода к античным философам. Так, более сложным стало его отношение к Плотину. С одной стороны, Адо никогда не терял уверенности в том, что Плотин как философ и мистик заслуживает самого пристального внимания, и публикацией в 1988 г. комментированного перевода плотиновского трактата VI 7 (38)Адо начал реализацию смелого проекта, предусматривающего перевод и обстоятельное толкование всех трактатов Плотина. Но, с другой стороны, Адо признается, что с годами Плотин говорит ему все меньше и меньше. С начала 70-х годов Адо неуклонно утверждался во мнении, что эпикуреизм и стоицизм являются философиями, способными обогатить духовную жизнь современного человека. Обновленный подход Адо к феномену античной философии нашел отражение в книге "Духовные упражнения и античная философия”, первое издание которой вышло в свет в 1981 г., а второе, исправленное и дополненное, — в 1987 г. Внимательное изучение Пьером Адо римского стоицизма, примечательного своей последовательной трактовкой философии как образа жизни, увенчалось выходом в свет в 1992 книги "Внутренняя цитадель. Введение в "Размышления" Марка Аврелия”.

Методологические принципы, которыми руководствуется Адо в книге "Что такое античная философия?”, безусловно, поучительны. Ставя древний, как мир, вопрос о взаимосвязи "седовласой” теории и "вечнозеленого” древа жизни, Адо полагает, что первичность и определяющая роль жизни по отношению к теоретическим построениям были выражены в античной философии с особой наглядностью. Ведь античный философ — прежде всего тот человек, который живет философской жизнью и неустанно самосовершенствуется, а античная философия — сознательно и свободно избранный философский образ жизни. Это не означает, что понимание философии как теоретической, "концептуализирующей” деятельности не было свойственно философам античности, а лишь подразумевает, что философский дискурс вовсе не считался самоцелью. В античной мысли философский дискурс был по своей сути нацелен на то, чтобы оправдывать, объяснять и теоретически обосновывать философский образ жизни.

Философия Адо

Философская жизнь и философский дискурс соотносятся, с точки зрения Адо, диалектически: они и несоизмеримы, и нераздельны. Они несоизмеримы, поскольку философская жизнь может обойтись и без философского дискурса, которому к тому же и не под силу выразить всю глубину ее экзистенциальной подоплеки, подчас связанной с экстраординарным опытом. Они нераздельны, поскольку их всесторонняя взаимозависимость обусловливает полноту философского мировосприятия, осознанно доведенного до практической реализации. Иначе говоря, во-первых, философский дискурс, определенный жизненным выбором, "озвучивает” и концептуально обосновывает этот выбор; во-вторых, дискурс, выражая некое экзистенциальное предпочтение, становится средством активного воздействия философа на самого себя и на других и тем самым, по словам Адо, "выполняет образовательную, воспитательную, психагогическую, целительную функцию”; в-третьих, он, представая в форме диалога мыслителя с самим собой или с другими, является упражнением в философском образе жизни.

Нетрудно заметить, что в трактовке соотношения философского дискурса и философской жизни Адо исходит из тезиса о главенстве воли над разумом, или, если воспользоваться терминологией Канта, практического разума над разумом теоретическим. С точки зрения Адо, диалектическая взаимосвязь философского дискурса и философского образа жизни рельефно проявляется в духовных упражнениях, т.е. добровольной индивидуальной практике, подразумевающей самопреображение личности и затрагивающей все аспекты личностного существования. Использование понятия духовных упражнений позволяет, по убеждению Адо, адекватно передать специфику античной философии, опиравшейся на целостный опыт индивида и взывавшей не только к разуму, но и к воле, воображению, сердечным склонностям и т.д. Подчеркивая назидательно-преобразовательную, а не только объяснительно-образовательную функцию античной философии, Адо следует нетривиальным и перспективным установкам. Новизна его исследовательской стратегии очевидна, особенно если вспомнить, что известные читающей публике истории античной философии были в своем большинстве написаны как истории философского дискурса античных мыслителей и посему обращены больше к разуму читателя, чем к его сердцу и совести. Вдохновляясь идеей философии как искусства жизни и делая главенствующим один, хотя и очень важный, аспект античной философии, Адо уделяет гораздо меньшее внимание другим аспектам такого сложнейшего духовного феномена, как античная философия. Однако ясно, что автор вынужден отвлекаться от многого, ища в античной философии ее, так сказать, специфический признак. По примеру античных философов, выступавших духовными руководителями, Адо искусно приобщает к этому поиску читателей, приглашая их к совместному уразумению действительно существенного и к сопереживанию.

Адо интересует, а порой и завораживает не только то, что античная философия сумела и успела выговорить, но и то, на что она лишь намекала, к чему "жестом” привлекала внимание и пред чем хранила благоговейное молчание. Трепетное и творческое отношение к античной мысли позволяет Адо избежать неправомерных обобщений и модернизаций, набивших оскомину историко-философских штампов, привычных, но на деле поверхностных противопоставлений. Так, Адо показывает, что мистицизм в античной философии мирно соседствовал с интеллектуализмом, а допущение некоторыми мыслителями возможности сверхразумного постижения первоначала не становилось посягательством на права разума. Эта примирительная позиция в вопросе о соотношении античного мистицизма и интеллектуализма, ставящая заслон кривотолкам о пресловутом "иррационализме” античных мистиков, вполне оправдана, особенно учитывая опыт тех античных философов (в первую очередь неоплатоников), которые имели обыкновение благодарить, а не третировать разум, исчерпавший в старании приблизиться к высочайшему свои познавательные возможности, хотя и считали себя вправе использовать и другие находящиеся в их распоряжении средства. О широте исследовательского кругозора свидетельствует и благосклонность Адо к сравнительной философии, способствующей более глубокому пониманию инвариантов общечеловеческого духовного опыта. Адо впечатляют аналогии между философскими учениями античности и Древнего Востока, и он полагает, что описанные в его книге жизненные позиции Сократа, Пиррона, Эпикура, стоиков, киников, скептиков соответствуют неким устойчивым универсальным типам, по-разному проявлявшимся в различных культурах.

Бесспорное достоинство книги Адо – ее доходчивость. Несомненная компетентность автора счастливо уживается с лаконичностью, редкой членораздельностью и завидной ясностью изложения отнюдь не простого материала. Как бы указывая на исконную изустность античной философии, накладывавшую отпечаток и на письменные философские сочинения, Адо, по-видимому, сознательно связывает письменный текст своей книги с нормами устной речи. При этом чеканные формулировки "изрекаются” так, чтобы их "записи” остались не на бумаге, а в душах. Cтоит упомянуть, что 22 мая 1991 г. Адо завершил свою лекцию в Коллеж де Франс многозначительной фразой: "Мы вряд ли можем говорить о самом важном”. Хотя Адо имел в виду прежде всего Плотина и его невыразимый опыт слияния с Единым, тем не менее этой фразой он намекал и на собственный жизненный опыт и свою убежденность в том, что в жизни всегда есть место тайне, прикосновение к которой пусть и ускользает от словесного описания, но весьма значимо в экзистенциальном смысле. Остается выразить надежду на то, что освоение глубокой и искренней книги Пьера Адо "Что такое античная философия?” станет для чуткого читателя духовным упражнением, способствующим не только его интеллектуальному, но и нравственному самосовершенствованию.
Категория: Биографии | Добавил: Admin (26.11.2010)
Просмотров: 2674